"Это ты отвернулся, ты бросил всех нас!" - это не пощечина даже, это удар под дых. Чарльз хватает ртом воздух, будто вокруг океан, а он - рыба, выброшенная на сушу.
Здесь нечем крыть, нечем ударить в ответ, потому что аргумент изначально всего один - это боль. Не обида, нет. Скопившаяся внутри сосущая пустота, агонистически пульсирующая даже тогда, когда мозг находится под удушливым дурманом алкогольных испарений, непрекращающаяся череда образов, силуэтов и очертаний, вырванных из прошлого, которое - Чарльз понимает это, всегда понимал - он сам у себя отобрал.
Эрик не виноват. Не совсем виноват, не во всем, ведь это Ксавье когда-то так легко и привычно называл его "друг мой", даже не удосужившись спросить, а нужна ли Леншерру вообще эта дружба. Чарльзу тогда искренне казалось, что нужна. Или, может быть, дружба нужна была ему самому - имеющему все и одновременно ничего мальчику. Рейвен - милая, любимая Рэйвен - при всем желании не могла дотянуть до планки "равной", для Ксавье она всегда была и останется маленькой девочкой, забравшейся в фамильное поместье поздней осенней ночью. Смешно даже, как все повернулось теперь с этой самой девочкой... Мистик. Эрик - другое дело, Эрика Чарльз всегда видел иначе, воспринимал всерьез, потому что Леншерр казался сильным и надежным, как скала, внутри у него бушевали ураганы, а металл как пластилин гнулся под одним лишь его взглядом. Надо ли говорит, что Чарльз был впечатлен? Безмерно. За одну только силу духа Эрика хотелось навечно привязать к себе, потому что таких друзей у Ксавье не было никогда.
Как потом оказалось, и Эрик тоже - не из их числа.
"Ты бросил меня" - ты оставил меня. МЕНЯ, как же так?
Друзья ведь так не поступают. Со МНОЙ так не поступают...
Чарльз так привык полагаться на телепатию, что совсем забыл - Эрик ему ничего не обещал.
И все же, если хорошенько подумать, Леншерр стал всего лишь венцом личной трагедии Чарльза - тогда, на берегу Кубы. Начало же всему этому было положено еще задолго до. Возможно, в тот самый момент, когда Ксавье самонадеянно решил, что сможет остановить надвигающуюся Третью Мировую войну с помощью кучки закомплексованных, неуверенных в себе подростков и одного психически неустойчивого хронического мстителя. Было бы страшной ложью сказать, что Чарльз не отдавал себе отчета в том, к чему это может привести. С докторской степенью и врожденной прагматичной дальновидностью сложно было недооценить возможные последствия - Ксавье, конечно же, понимал все. И все равно рискнул. Рискнул, чтобы напороться на нож, который сам же себе и подставил.
И от этого тьма внутри все эти годы становилась только гуще, а боль - сильнее. От осознания слишком ясного, слишком четкого - это больше, чем Чарльз смог вынести. Ему даже не пришлось выбирать: лекарство или дар, к тому моменту Ксавье мечтал выцарапать ногтями голоса из своей головы - алые вспышки повсюду, где мутанты отдавали жизни за свои и чужие идеалы.
О чем он думал? На что закрывал глаза последние десять лет? На тех, кто когда-то составлял смысл его жизни. Даже если на ошибках учатся - опыт не способен вернуть к жизни ни одного из настоящих, а не мнимых друзей, которые когда-то доверились молодому профессору генетики.
"Чем я лучше Эрика? Я хуже него. Я предал доверие тех, кому сознательно давал надежду" .
Леншерр прав. Он почти во всем прав: Чарльз бросил тех, кто доверил ему себя и свое будущее. Он бросил всех, кроме Эрика Леншерра - тот ушел сам.
И никакие слова, никакие языки мира не позволят Ксавье оправдаться, а от телепатии он отказался вполне сознательно, и защищаться ему теперь нечем. Защищаться - не хочется. Чарльз продал бы душу Дьяволу миллион раз, чтобы найти себе оправдание, но его просто нет.
Логан, спустя много лет спросит, почему профессор оставил последнее слово за Магнето, но так и не получит внятный ответ.